| 6e837ca14...53.jpeg, 96.34 KB, 750x718, exif ggl iq id3 |
|
Буду тезисно постить "Закат Европы" Освальда Шпенглера ИТТ.
| 0f75c54a9...b2.jpeg, 22.92 KB, 480x360, exif ggl iq id3 |
|
Введение для тех, кто не знаком со Шпенглером.
https://www.youtube.com/watch?v=M3mIZWmtDIM
> Общепринятое различение бытия и становления, усвоенное также философией, недостаточно точно выражает сущность противоположности, выражаемой этими двумя понятиями. Бесконечное становление — деятельность, «действительность», — примерами чему могут послужить физические понятия равномерной скорости и состояния движения или основные представления кинетической теории газов, приходится принимать также как состояние и, следовательно, относить к бытию.
> Отсюда следует с полной необходимостью, — a priori в смысле Канта, — что, в основе всего ставшего лежит становление, а не наоборот.
> «Душа» — это то, что подлежит осуществлению, «мир» — осуществленное, «жизнь» — осуществление. На основании этого такие выражения, как мгновение, продолжительность, развитие, жизненное содержание, жизненная задача, значение, объем, цель, конец, полнота и пустота жизни, получают определенное, для всего последующего, именно для понимания исторических явлений, существенное значение.
Речь идет не об альтернативе, но о шкале бесконечно многих и очень разнообразных возможностей обладать внешним миром в качестве отражения и свидетельства собственного существования, о шкале, крайними ступенями которой являются чисто органическое и чисто механическое мировоззрения (в собственном значении слова: воззрение на мир). Первобытный человек (согласно нашему представлению о его сознании) и ребенок (согласно нашим воспоминаниям)не обладают еще ни одной из этих возможностей в достаточно ясном и согласованном виде. Необходимым условием такого высшего миросознания следует признать наличие языка, но не вообще какого-либо человеческого языка, а языки культурного, каковой для первого еще не существует, а для второго хотя и существует, но недоступен. Или, говоря другими словами, у обоих нет еще отчетливого мышления о мире: имеется предчувствие, но никакого действительного познания истории и природы, во взаимоотношение которых укладывалось бы их собственное существование: у них нет культуры.
Между переживанием и познаванием как формами отношений собственного и чужого ("субъекта и объекта") существует различие, недостаточно оцененное. Оно обнаруживается в различии между непосредственной достоверностью, примерами чему служат разные виды интуиции (озарение, чутье, художественное прозрение, Гётевская точная чувственная фантазия), и результатами рассудочного опыта и экспериментальной техники. В первом случае средствами сообщения служат сравнение, образ, символ, во втором — формула, закон, схема. Ставшее делается достоянием познания, или, вернее, как мы дальше увидим, результат становления идентичен для человеческого духа с актом познания. Становление может быть только переживаемо и прочувствовано путем глубокого бессловесного понимания. На этом основано так называемое знание людей. Понимать историю — значит быть знатоком человеческого сердца в высшем смысле слова. Чем чище исторический образ, тем исключительнее доступен он только этому собственно неземному видению, не имеющему ничего общего со средствами познания, которые исследует "Критика чистого разума". Механизм чистой картины природы, например вселенная Ньютона или Канта, подвергается познанию, определению путем понятий, разложению путем законов и уравнений и, наконец, приводится в систему. Организм чистого исторического образа, каковым был мир Плотина, мир Данте и Бруно, является объектом созерцания, внутреннего переживания, восприятия в образах и символах, наконец, воссоздается в поэтических и художественных концепциях. Гётева "живая природа" есть исторический образ мира. Переживание и познавание суть акты сознания отдельного человека. Их результат, ставший, таким образом, актом пр��ш��ого, памяти, знания, называется: нечто пережитое или некоторое познание. Понять что-нибудь — исторически или в области естествознания — значит гармонически включить в имеющийся уже запас пережитого или познанного.
...
>>7Y8
Ерунду спрашиваешь. Главное, чтобы череп правильной формы был. Пока не откопают труп и как следует не изучат череп, нет смысла изучать какие-то закорючки на бумаге. Древнегреческая философия и наука в этом этом отношении представляет собою одну сплошную шутку: ведь надо же было додуматься изучать труды людей, вероятность нахождения черепов которых стремится к нулю.
>>7Y3
Хорошо бы если ты еще оставлял свои личные комментарии к этим тезисам, обособляя их как-либо для ясности. Читая эти тезисы я больше вижу непреодолённый языковой барьер, чем то, что же именно Шпенглер хотел сказать. Не факт, конечно, что ты передашь их правильно, но на это легче будет сделать поправку, чем на
> различение бытия и становления
В конце концов, идеи существуют в головах, а не на бумаге.
1. В качестве примера того, как душа стремится осуществить себя в образе своего окружающего мира, того, следовательно, насколько ставшая культура является выражением и отражением идеи человеческого существования, я беру число, лежащее в качестве непосредственного данного элемента в основе всякой математики. Я делаю это в особенности на том основании, что всякая математика, доступная во всей своей глубине только очень немногим, занимает совершенно исключительное положение между остальными созданиями человеческого духа. Она является наукой строгого стиля, так же как и логика, но только более всеобъемлющей и с более богатым содержанием; в отношении необходимости направляющего вдохновения и больших конвенционных форм в ее развитии, она является, наряду с пластикой и музыкой, настоящим искусством; наконец, она является метафизикой высшего порядка, как это доказывают Платон и в особенности Лейбниц. До настоящего времени всякая философия возрастала в связи с соответствующей математикой. Число — это принявшая образ идея причинной необходимости, подобно тому, как представление о Боге, создаваемое заново каждой культурой из своих глубин, является принявшей образ идеей о необходимости судьбы. В этом смысле существование чисел можно именовать тайной, и религиозное мышление всех культур испытывало на себе их влияние.
2.Определение, суждение, закон, система являются результатами произведенных разграничений, и установление причинной связи, которой исчерпывается сущность всякого естествознания, сводится исключительно к точному отграничению двух впечатлений, которые по отношению к числу носят название причи��ы и действия, по отношению к слову — основания и следствия. На этом основано внутреннее сходство построения высокоразвитого языка (грамматики, строения фраз) с соответствующей математикой. Логика всегда есть один из видов математики и обратно. Вместе с тем, во всех актах сознания, находящихся в связи с математическим числом — как-то: измерение, счисление, начертание, взвешивание, приведение в систему, разделение — заложено общее стремление к разграничению ставшего и протяженного, и только благодаря почти что бессознательным актам подобного рода существуют для бодрствующего человека объективные предметы, свойства, отношения, отдельные явления, единство и множество, короче говоря, вся воспринятая, в качестве необходимой и непоколебимой, структура той картины мира, которую он называет «природой» и как таковую «познает». Природа — это то, что счислимо. История есть совокупность всего того, что не имеет отношения к математике. Отсюда математическая точность естественных законов, удивительное прозрение Галилея, что природа "scritta in lingua matematica", и выдвинутое Кантом положение, что точное естествознание простирается как раз до тех границ, в пределах которых возможно применение математического метода.
Собственно, очевидно, что Вселенная состоит из явлений, которые являются математическими зависимостями. Мы познаём их даже сейчас, ведь всё что делают учёные, познают закономерности того, что существует без них уже с начала времён. Вселенная говорит числами. И да, гуманитарии снова соснули.
...
В начале каждой культуры существует архаический стиль, которому не только применительно к раннеэллинскому искусству, но и вообще можно дать название геометрического. Есть что-то общее, определенно математическое в дипилоновом стиле греческих погребальных ваз, в храмовом стиле IV египетской династии, характеризуемом неограниченным господством прямой линии и прямого угла, в иератическом стиле древнехристианских саркофаговых рельефов и в романском орнаменте. Каждая линия, каждая человеческая или звериная фигура совершенным отсутствием стремления подражать вскрывают здесь мистическое числовое мышление, непосредственно связанное с тайной и культом смерти (застывшего). Готические соборы и дорические храмы — это окаменевшая математика. Конечно, Пифагору принадлежит научное толкование античного числа как принципа мироустроения осязаемых вещей, как меры или величины. Но в то же время число получило свое выражение в качестве принципа прекрасного устроения чувственно-телесных единиц также в строгом каноне эллинских статуй, дорических и ионическихордеров колонн.
а вот тут интересное замечание, сейчас уже не секрет, что в античной культуре множество зданий строились в соответствии с пропорциями золотого сечения.
...
>>7Yf
Было бы время, может бы и читнул. Но пока его нет, можно и с твоей помощью с ним ознакомиться.
Число в себе не существует и не может существовать.
Существует несколько миров чисел, потому что существует несколько культур. Мы встречаем индийский, арабский, античный, западноевропейский числовой тип, каждый по своей сущности совершенно своеобразный и единственный.
Стиль каждой возникающей математики зависит, следовательно, от того, в какой культуре она коренится и какие люди о ней размышляют. Потому что число предшествует рассудочному уму, а не наоборот.
Ничуть не утруждая себя доказательствами — каковые и сами по себе невозможны, — Кант делает предпосылку о неизменяемости формы всякой умственной деятельности и о ее идентичности для всех людей., но
До сих пор никто не решился признать, что считавшееся само собой понятным постоянство духовных форм есть только иллюзия и что в течение известной нам истории стиль познания изменялся несколько раз. Сравнительная морфология форм познания — вот задача, подлежащая разрешению западных мыслителей.
я учел свои ошибки, теперь буду постить меньше тезисов, но самые главные. Алсо, очевидно, Шпенглер намекает нам о том, что процесс познания человеком и его мышление меняется согласно историческому ходу временем. Кант не миог бы доказать свою концепцию о математическом познании, учитывая тот фактор, что математическое восприятие можно отнести как к базовым навыкам человека, так и тр, что постигается опытом. или же
Как известно, Кант разделяет все наличие человеческого знания на априорные (необходимые и имеющие общее значение) и на апостериорные (вытекающие из опыта) синтезы, и относит математическое познание к первым. Этим он, несомненно, дал отвлеченное выражение сильному внутреннему ощущению. Однако совершенно независимо от того, что между этими двумя областями не существует вполне определенной границы (чему слишком много примеров мы находим в современной высшей математике и механике), каковая определенность, однако, казалось бы, безусловно требуется самим происхождением принципа, сама априорность, одна из гениальнейших концентраций всей теории познания, является понятием в высшей степени трудным.
...
>>7Yr
Так, ну и что это за бред? Сперва о том, что миры чисел у всех народов разные, и тут же - что восприятие числа является априорным, то есть у всех одинаковым. Э?
| f58036a28...faf.png, 590.06 KB, 1680x1050, exif ggl iq id3 |
|
>>7Yr
> Число в себе
Не "в себе", а "само по себе".
http://psylib.org.ua/books/kanti02/refer.htm
В России (СССР) развитие философской мысли никогда не прекращалось, и всегда были подлинные носители философской мысли, одновременно развивалась и совершенствовалась и культура философского перевода. Этому, в частности, во многом способствовало издание внушительной серии "Философское наследие" под руководством видных историков философии (издательство "Мысль", Москва), в рамках которой вышло в свет более сотни томов произведений классиков философской мысли прошлого. Естественно, что перевод Н.О.Лосским "Критики чистого разума", осуществленный в начале века, следовало пересмотреть. При его тщательной сверке с немецким оригиналом были обнаружены ошибки, неточности, даже пропуски, требовавшие исправления. Но поскольку перевод вполне удовлетворителен, главное наше внимание было обращено на некоторые термины, точный перевод которых важен для понимания критической философии Канта вообще и "Критики чистого разума" в частности. Так как настоящее издание также не снабжено комментариями, мы даем здесь краткие пояснения лишь нескольких терминов и их переводов.
Это прежде всего знаменитое выражение Канта "das Ding an sich". Его Н.О.Лосский перевел как "вещь в себе". Объективно, однако, такой перевод не передает смысла немецкого термина, в действительности означающего "вещь, существующая сама по себе". Выражение же "вещь в себе" не только искажает кантовское понятие, но в известной мере и мистифицирует его. "Бытие (чего-то) само по себе" заменяется некой таинственностью, непонятностью, загадочностью, задуховностью и т.п., что не имеет ничего общего с учением Канта о "вещи самой по себе". И как бы ныне выражение "вещь в себе" ни рассматривалось как (якобы) уже укоренившееся в сознании русского читателя и в русской интеллектуальной культуре (мы часто слышим: раз профессиональным философам, интеллектуальной "элите" понятно, этого достаточно!), все же мы убеждены, что его необходимо заменить правильным и точным русским выражением "вещь сама по себе", ибо истина выше всяких предубеждений. Не говоря уже о том, что снобизм в философии особенно нежелателен и неуместен.
Учитывая важность этого термина, мы хотели бы подкрепить сказанное текстом самого Канта. Немецкое выражение "an sich", означающее "бытие, существование чего-то независимо от субъекта", Кант употребляет не только в сочетании с понятием "Ding" (вещь), но и со многими другими, как, например: Gegenstand an sich, Objekt an sich, Verhältnis an sich, Erfahrung an sich, Verstand an sich, Vernunft an sich, Erkenntnis an sich и т.д. И если их перевести (соответственно) как "предмет в себе", "объект в себе", "отношение в себе", "опыт в себе", "рассудок в себе", "разум в себе", "познание (или знание) в себе", то неизбежность нашего исправления окажется очевидной. Ибо у Канта речь идет о том, что берется, дано, существует само по себе, независимо от нас. В издании 1964 г. мы исправили эту неточность лишь в некоторых местах: нам было "указано", что "вещь в себе" нельзя заменить ничем другим, так как его в таком виде употребляет В.И.Ленин. В настоящем издании это понятие всюду заменено более точным – "вещь сама по себе".
...
>>7Ys
> что восприятие числа является априорным
Блеать, так считал Кант, и это далеко от истины. Эти тезисы сведены в одно, потому что познание в целом и развитие философской мысли напрямую зависит от восприятия чисел человеком.
>>7Ys
Ну нельзя же философию всерьез воспринимать, это та же религия, только с федорой.
>>7Yv
А восприятие зависит от национальности, и это, в отличие от мнения Канта, непреложный факт. Ну да, разумеется.
>>7Yw
Альтерчую. Та ещё хрень, чему этот тред подтверждение, особенно в части интерпретации всего философами понаписанного.
>>7Yz
Ну хуй знает, философия просто пытается объяснить происходящее, при этом не гнушается никаками доказательствами.
Хотя я наглый лжец. Как раз таки правильная философия имеет под собой основании в виде перечня наук, о чём Шпенглер и говорит на первых страницах, что продвижение философии невозможно без математического фундамента под собой. Всё сводится к числам: статистика, показания. Сегодня вброшу тезисов.
ОП-хуй
> Таким образом царство чисел становится интуитивным отображением мировой формы, наряду с царством звуков, линий и красок. Поэтому слово «творческое» в приложении к математике имеет большее значение, чем в приложении к собственным наукам. Ньютон, Гаусс, Риман были художественными натурами. Стоит только вспомнить как внезапно их осеняли их великие концепции. "Математик, — говорит старик Вейерштрас, — в котором вместе с тем нет частицы поэта, не может быть совершенным математиком".
> Следовало бы при изображении развития больших искусств постоянно иметь в виду современную математику, что оказалось бы далеко не бесплодным. Подробности глубоких взаимоотношений между направлениями в теории музыки, начиная с Орландо Лассо, и фазами развития теории функции никогда не были предметом исследования, однако эстетика могла бы почерпнуть отсюда гораздо больше поучи тельного, чем из всякой «психологии». Все великие математики, начиная с Ферма, Паскаля и Декарта, быт трансцендентальными аналитиками, все же древние, начиная с Пифагора — зрительно-телесно мыслящими натурами.
Что из же этого следует? А то что к перехода визуального познания к аналитическому, культура начинает меняться и совершенствоваться, так скрипка заменит лютню, а без теории музыки, и, в следствии изобретения доминантсепт-аккордая не знаю что это, сейчас мы можем слышать музыку в исполнении оркестра. Да, и опять умные люди говорят, что чисто технари, и чисто гуманитарии не нужны.
...
> Единая математика, повторяем это еще раз, есть иллюзия. Действительно только то, что адекватно ей, символически значительно для собственной душевной жизни. Только это представляется логически необходимым, все остальное невозможным, ошибочным, бессмысленным, или, как мы привыкли, руководясь гордостью исторического ума, называть «примитивным». Современная математика, одно из высших достижений западного духа — и во всяком случае «истинная» только для нас — показалась бы Платону смешным и бесплодным заблуждением и уклонением на пути к достижению «истинной», конечно, в античном смысле математики, трудно себе даже представить, сколько великих концепций чуждых культур погибло по нашей вине, так как мы, исходя из нашего способа мышления и заключенные в его границы, не могли их усвоить или, что то же, считали их ложными, излишними и бессмысленными.
> Все родившееся из античного духа становится действительностью только путем пластического отграничения. То, что нельзя нарисовать, — не «число».
> Действительно, с превращением прерывающегося числового ряда в непрерывный, оказывается под вопросом не только античное понятие числа, но и весь античный мир. Становится понятным, что для античной математики совершенно невозможны легко укладывающиеся в наше представление отрицательные числа, не говоря уже о нуле как числе — обладающем для индийской души, впервые создавшей это понятие, вполне определенным метафизическим привкусом. Отрицательные величины не существуют. Выражение: -2 -3 =+6 не является ни наглядным, ни представлением величины.
Однажды случилось то, что должно было произойти: древнегреческая математика показала свою примитивность и поставила в тупик дальнейшее развитие европейской математики. Античная школа алгебры и геометрии сама себя загнала в узкую комнату, ограниченную абстрактным пределом вопроса "А что если?". Даже то, что иррациональные числа существуют, долгое время хранилось в тайне, говорит об консерватизме тогдашних идей по поводу чисел. Новый скачок познан��и математики произошёл только тогда, когда Европе дали определение "0".
...
| f32fb7070...c7.jpeg, 78.28 KB, 640x480, exif ggl iq id3 |
|
>>7YQ
> Даже то, что иррациональные числа существуют, долгое время хранилось в тайне
Лел, блять. Не знал. Вот ведь обезьяныши.
Но вообще-то он прав в том, что математика располагается в умах людей, а следовательно каждый ум уже строит свои нейронные взаимосвязи для поддержания её в работоспособном состоянии. И если смотреть на это всё со стороны, то математика представляет из себя исключительно антропогенную структуру, фундаментом которой являются нейронные взаимосвязи всеразличных математиков по всему миру. И вполне естественно, что образ мышления, т.н. культура оставляет отпечаток на том, каким образом наука математика располагается в голове отдельно взятого индивидуума, помещается ли там целиком и т.п.
> Иррациональные числа были открыты в пифагорейской школе при попытке соизмерить диагональ квадрата с его стороной (а отношение диагонали квадрата к его стороне равно, как известно квадратному корню из двух). Существует легенда, что один из учеников Пифагора Гиппас забавлялся числом корень из 2, пытаясь найти ему дробный эквивалент. И Гиппас внезапно понял, что такого эквивалента не существует. Открытие иррациональных чисел разрушало учение Пифагора о гармонии мира, а значит и сам Пифагор потерял смысл существования. Учёный не смог опровергнуть аргументацию Гиппаса с помощью математической логики и приговорил своего ученика к смерти через утопление.
> Открытие иррациональных чисел хранилось в строжайшей тайне, в него посвящались лишь самые психически устойчивые ученики, а истолковывалось оно как отвратительное явление, нарушающее гармонию мира.
> Немецкий учёный Михаэль Штифель называл отрицательные числа «нелепыми числами». В его книге «Полная Арифметика» встречаются такие записи чисел: 0-2; 0+2; 0-5; 0+7.
http://pu16.proffi95.ru/blogs/matematika-carica-nauk-09-37/istorija-chisel.html
...
>>7YT
Матан вообще весь на нелепостях и костылях основан. Стоит только чему-то не вписаться в "стройную" существующую систему - начинают выдумывать оправдения. То у них отрицательные числа, то иррациональные, то комплексные. Вот погодите, еще квантовые какие-нибудь придумают.
Оккама на них нет.
>>7YQ
>не говоря уже о нуле как числе — обладающем для индийской души, впервые создавшей это понятие, вполне определенным метафизическим привкусом.
Ну да, ведь линия без ширины так материальна. А что вы хотели от бездуховных европейцев.
>>7YX
Ну а без изъёбств можно? Идийская, арбаская и китайская система тех лет были невероятно развиты, по сравнению с западно-европейской.
> недостижимое — идеи Платона — обозначают возможности духа, его не родившиеся формы, которые в видимом мире, образовавшемся с глубокой внутренней необходимостью из идеи этого духа, обрели свое проявление в виде творящей и созданной культуры, в виде искусства, мыслей, государства и религии. На этом основана родственность системы чисел известной культуры с ее идеей мира, и благодаря такому соотношению система чисел становится чем-то большим, чем только знание и познание, и приобретает значение мировоззрения, следствием чего является существование стольких же математик — миров чисел — сколько существует высоких культур. Только благодаря этому становится понятной причина и неизбежность того обстоятельства, что великие математические мыслители, художники в царстве чисел, отправляясь от религиозной интуиции, достигли открытия основных математических проблем своей культуры.
И тут Шпенглер вероятнее всего утверждает то, что всё, что совершалось, и будет совершаться, есть зачаточные формы "недостижимого", обретающие в нашем мире очертания различных культур. Иными словами, идя к "недостижимому", человек создал культуру.
Стоит также заметить, что религия оставляла свой след на развитии математики. Многие отождествляли божественную сущность и с порядком чисел. Алсо, все видели фильм "Пи", но мало кто знает, что имя иудейского бога в Торе зашифровано в 314 символов.
...
> Принято говорить, что Диофант освободил античную арифметику от ее чувственной связанности, расширив и развив ее, и создал алгебру, как учение о неопределенных величинах.
Прорыву в математике суждено было случится, и вынести её из под влияния античной мысли. Это случилось благодаря трудам Диофанта, который внёс свои коррективы в математическую науку, дав абстрактное понятие самому числу. Теперь "Х" могло быть тем же самым, что и "7".
> Магическая математика, т. е. алгебра, после Диофанта - учение которого уже заставляет предполагать некоторое предшествующее развитие — продолжала развиваться дальше логическим и широким движением, отдельные подробности которого остаются для нас неизвестными, и достигла своего завершения в эпоху Абассидов, около IX столетия, как это видно по уровню знаний у Альхваризми и Альсидшзи. И только опять по истечении целых пятисот лет, в совершенно новых, отдаленных странах, начинается новый величественный процесс перетолкования магического мира чисел, переданного нам испанскими арабами, в функциональный мир чисел Западной Европы, начинается мощное сопротивление против надвигающегося чуждого мирочувствования с его внутренне достигшим зрелости истолкованием пространства; юная готическая душа была вынуждена бороться против этого чуждого элемента и сломить его, чтобы сохранить свое подлинное, собственное, следствием чего явилась борьба во всех архитектурах, в каждом фасаде, каждом орнаменте, каждом символе, каждой метафизической и математической проблеме, та борьба, чье немое величие ни разу еще никем не было прочувствовано.
...
| 947a839bb...23.jpeg, 264.66 KB, 1200x1670, exif ggl iq id3 |
|
> Такой же архаической, примитивной и ищущей представляется математика Николая Оресмского, епископа г. Лизье (с 1323 по 1382 г.), применившего в первый раз на Западе свободный вид координат и даже степени с дробными показателями, указующие на несомненно новое, хотя еще неясное чувство чисел, совершенно не античное, но также отличное и от арабского. Если припомним, что рядом с Диофантом стоят раннехристианские саркофаги римских собраний, а рядом с Николаем Оресмским готические одетые статуи немецких соборов, то, несомненно, в обоих примерах хода математической мысли, отражающих одинаково раннюю ступень развития интеллекта, мы найдем нечто родственное. Стереометрическое чувство предела, достигшее у Архимеда высшей степени утонченности и элегантности, было утрачено. Преобладало смутное, устремленное к далекому, мистическое настроение, не имевшее ничего общего с аттической ясностью и свободой.
> Только в IX и Х вв. в Багдаде концепции эпохи Диофанта получили окончательную разработку и достигли завершения благодаря трудам зрелых мастеров, не уступающих по значению Платону и Гауссу.
Пикрелейтед — Ранняя Готика. По-сравнению с лаконичностью и масштабностью античных зданий, Готическое здание, особенно поздние готические сооружения, выглядит пресыщенным оформлением в виде статуй и мозаики, а также колоссальными размерами.
...
>>7Zt
>здание, особенно поздние готические сооружения, выглядит пресыщенным оформлением в виде статуй и мозаики, а также колоссальными размерами
Чего?! Выражайся проще (лучше поясняй несколькими фразами/предложениями), если не получается чётко сформулировать мысль.
>>7Zu
>По сравнению с лаконичностью и масштабностью античных зданий
>также колоссальными размерами
Так первые уже масштабны, значит вторые ещё более? Короче говоря, нихуя не понел.
И к чему это вообще, зачем архитектуру-то приплёл? Все знают, что древние римляне любили лаконичность и воспитывались древнегреческими философами, а в средневековье творилось чёрт-те что. И архитектура везде, в разные эпохи у разных культур была со своими особенностями. То, что матаппарат используется в инженерных расчётах ещё не значит, что математика определяющим образом влияет на архитектуру. Скорее уж преобладающие у людей в данную эпоху нравы и менталитет влияют и на философские идеи-течения (в том числе на отношение к науке, философию науки), и на различные науки, и на ремёсла, и на моду и "стандарты красоты". Да и личности конкретных философов-учёных-архитекторов-инженеров-заказчиков-представителей-правящих-элит играют не последнюю роль.
>>7Z0
> Ну а без изъёбств можно?
И в >>7YX, что именно >>7YX своим постом хотел донести, кроме упомянутых изъёбств, ничего понять невозможно.
>>7YE
Под "правильной философией" каждый философ почему-то понимает исключительно свою.
Хорошо хоть трудами классиков марксизма-ленинизма студентоту сейчас не мучают.
...
| 1073b45da...ba.jpeg, 747.41 KB, 2560x1920, exif ggl iq id3 |
|
А промежутки между тезисами у Шпенглера тоже тезисами заполнены, или он приводит какие-нибудь примеры в подтверждение своих слов?
| f2466c0fa...dd.jpeg, 208.46 KB, 650x488, exif ggl iq id3 |
|
Например, в любом античном сооружении нет такого количества статуй, нет такого нет такого количества окон и фасадов. Готический стиль подразумевает стремление ввысь, как дуб стремится к солнцу. Античное стиль я бы скорее сравнил с тыквой, которая лежит, на земле, впечатляющей, красивой, но не поражающей воображение.
>>7Zv
> Так первые уже масштабны, значит вторые ещё более?
Разумеется.
> И к чему это вообще, зачем архитектуру-то приплёл?
Дело не совсем в архитектуре, а в том, что восприятия человека менялось, порождая новые стили. Речь идёт о том, что новый европеец, вступающий в эпоху средневековья, мыслит иначе, чем люди старой эпохи.
> Скорее уж преобладающие у людей в данную эпоху нравы и менталитет влияют и на философские идеи-течения
Именно.
> То, что матаппарат используется в инженерных расчётах ещё не значит, что математика определяющим образом влияет на архитектуру.
Опять, же нормальные архитекторы никуда не отбрасывали концепцию "золотого сечения" в своих проектах, а уже отталкиваясь от этого, дополняли его чем-то своим.
...
>>7Zw
Скорее не тезисаим, а его рассуждениями например как
> Диофант жил около 250 г. после Р.Х., следовательно в третьем столетии арабской культуры, исторический организм которой до сего времени скрывался под внешними формами эпохи Римской империи и "Средних веков"* и к кругу которой принадлежит все то, что возникло с начала нашего летосчисления в странах грядущего распространения ислама. Как раз в это время перед лицом нового ощущения пространства базилик, мозаик и саркофаговых рельефов раннехристианского-сирийского стиля померк последний признак аттической статуарной пластики. Тогда вновь образовались архаическое искусство и строго геометрический орнамент. Тогда Диоклетиан как раз заканчивал создание калифата под внешним видом римского государства. 500 лет разделяют Эвклида и Диофанта, Платона и Плотина, т. е. последнего завершающего мыслителя — Канта законченной культуры, от первого мистического гения — Данте вновь нарождающейся культуры.
Нет смысла это тащить, мне кажется.
Примеры есть, и именно то, что подтверждено примерами, я вставляю сюда вместе с ними, также стараясь дополнять своими.
...
> Классической эпохой этой математики барокко — в противоположность математике ионического стиля — является XVIII век; она начинается с решительных открытий Ньютона и Лейбница, и через Эйлера, Лагранжа, Лапласа и д'Аламбера простирается до Гаусса. Расцвет этого великого создания мысли был похож на чудо. Едва решались верить тому, что видели. Открывали истины за истинами, казавшиеся проницательным умам скептически настроенной эпохи невозможными. Они касались теории дифференциальных дробей. Казалось, сама логика восстает против этого, казалось, все предположения основаны на ошибках, и все же цель была достигнута. Это столетие восторженного опьянения одухотворенными, недоступными телесному глазу формами, — ведь рядом с упомянутыми мастерами анализа стоят Бах, Глюк, Гайдн и Моцарт, причем упивался этими утонченными открытиями и игрой форм только небольшой круг избранных, куда не имели доступа ни Гёте, ни Кант, — вполне соответствует по своему содержанию столетию зрелости ионической эпохи, столетию Платона, Архита и Евдокса (450–350 гг.) — и опять следует прибавить Фидия, Поликлета, Алкамена и постройки Акрополя, — когда мир форм античной математики и пластики достиг полного расцвета своих возможностей и также своего завершения.
16-18 век можно считать эпохой расцвета европейской культуры. Это время нельзя сравнить ни с одной эпохой по количеству открытых фундаментальных истин за такой короткий срок.
...
| e19b3b6f3...c2.jpeg, 48.64 KB, 580x350, exif ggl iq id3 |
|
> В настоящем ощущается исчезновение; в прошедшем лежит тленность. Здесь коренится вечный страх перед непоправимостью, достижением, окончательностью, перед преходящим, даже перед миром, как уже осуществленным, где рядом положены границы рождения и смерти, страх перед мгновением, когда возможное осуществлено, жизнь внутренне наполнена и закончена, когда сознание достигло своей цели. Это та глубокая боязнь мира, свойственная детской душе, которая никогда не оставляет человека высшего порядка, верующего, поэта, художника в его безграничном одиночестве, боязнь перед чуждыми силами, великими и угрожающими, облеченными в чувственные образы, торгающимися в брезжущий мир.
> Что-то чуждое превращает будущее в прошедшее, и эта сторона сообщает времени, в противоположность пространству, ту полную противоречий жуткость и давящую двойственность, от которых не может вполне освободиться ни один значительный человек. Боязнь мира, несомненно, есть наиболее творческое из всех исконных чувствований. Ему обязан человек наиболее зрелыми и глубокими из числа форм и образов не только сознательной внутренней жизни, но и ее отражений в бесконечных явлениях внешней культуры.
> Только внутренне умерший человек, житель большого города поздней эпохи, птоломеевской Александрии или нынешних Парижа и Берлина, только чисто интеллектуальный софист, сенсуалист или дарвинист утрачивает или отрицает ее, водружая между собой и чуждым лишенное тайн "научное мировоззрение".
Адекватно выраженное мнение, не более.
...
| a21491d74...76.jpeg, 67.34 KB, 480x391, exif ggl iq id3 |
|
> В духовной жизни первобытного человечества и, следовательно, также раннего детства по отношению к элементу чуждых сил, постоянно неумолимо присутствующих во всякой протяженности, в пространстве и при посредстве пространства, пробуждается потребность подчинить их, принудить, примирить, — одним словом «познать». В сущности это одно и то же. Познать Бога на языке всякой ранней мистики значит заклясть, сделать благосклонным, присвоить его себе внутренне. Это возможно при помощи слова, «имени», которым именуют и призывают «numen», или при помощи форм культа со свойственными им тайными силами. Идеи как немецкой, так и восточной мистики, возникновение всех античных богов и культов не оставляют никакого сомнения на этот счет. Настоящее познание равносильно духовному приобщению чуждого. Такая самозащита есть первое творческое деяние каждой пробуждающейся души. С нею начинается высшая внутренняя жизнь в настоящем смысле слова всякой культуры и всякого индивидуума.
> Поэтому феномен античного, целого, телесного числа невольно ищет соприкосновений с возникновением телесного человека. Число 1 почти не воспринимается как число. Оно есть первоначальное вещество ряда чисел, начало всех чисел в собственном смысле и, следовательно, всякой величины, меры и вещественности. В кругах пифагорейцев в любую эпоху ее числовой знак был одновременно символом материнского лона, начала всей жизни. Число 2, первое настоящее число, удвояющее 1, вследствие этого было поставлено в связь с мужским принципом, и его знак был изображением фаллоса. Наконец, священная троица пифагорийцев обозначала акт соединения мужчины и женщины, зачатия — легко понятное эротическое толкование двух единственных ценных для античности процессов увеличения, рождения величин: сложения и умножения — и знак ее состоял из соединения двух предшествующих. Отсюда падает новый свет на уже упомянутый миф о кощунстве открытия иррационального. Иррациональное, или, по нашему способу равносильно разрушению органически-телесного, производящего распорядка, установленного богами. Не подлежит сомнению, что пифагорейская реформа античной религии возродила и приняла за основу древнейший культ Деметры. Деметра родственна Гее, Матери-Земле. Существует глубокая связь между поклонением ей и этим возвышенным пониманием чисел.
Тождественность математики и религии на примере. Алсо, Начинаю меньше доверять Шпенглеру, в основе пифагореской фиолософии были тезисы, якобы отражающие противоположность друг другу. Один из тезисов звучит так: "предел-бесконечность".
...
| 0627ffbb4...88d.png, 21.28 KB, 566x362, exif ggl iq id3 |
|
> Теперь на этой высочайшей точке достижения — истощив все свои внутренние возможности и исполнив свое назначение быть отражением и чистейшим выражением идеи фаустовской души — математика Запада заканчивает свое развитие, совершенно так же, как это сделала математика античной культуры в III веке. Обе эти науки — это единственные, чью органическую структуру уже в настоящее время можно проследить с исторической точки зрения, — возникли из совершенно новых числовых концепций Пифагора и Декарта, обе после столетия великолепного восхождения достигли зрелости и обе в течение трехсотлетнего расцвета завершили построение своих идей как раз к тому моменту, когда культура, к которой они принадлежали, перешла в цивилизацию мирового города. Эта глубокая зависимость будет разъяснена позднее. Достоверно, что время большой математики для нас окончено. Теперь идет работа сохранения, округления, уточнения, выбирания, талантливая ювелирная работа, заменившая великое созидание, подобно тому, как эпоху позднего эллинизма отмечает александрийская математика. Нагляднее представить это положение поможет нижеследующая историческая схема.
В чём суть? Суть в том, что чем более зрелым становилось восприятие человека, чем он дальше отодвигал границы своего любопытства, по отношению к окружающему нас миру, тем сильнее развивалась математика, как средство анализа и изучения, окружающей нас, Вселенной. Вместе с тем, математика напрямую связана с музыкой, архитектурой и изобразительным искусством, оказывая на Европейскую культуру огромное влияние.
...
> Всемирная история способна на такое же отрешение от случайной точки зрения — от "Нового времени" — и нуждается в нем. Нам кажется, XIX столетие бесконечно богаче и важнее, чем, например, XIX столетие до Р.Х., но ведь и луна кажется нам больше, чем Юпитер и Сатурн. Физик давно освободился от предрассудка относительного расстояния, историк еще не сделал этого. Мы позволяем себе называть культуру греков древностью по отношению к нашему Новому времени. Была ли она таковой также для утонченного и исторически высокообразованного египтянина при дворе великого Тутмоса — за тысячелетие до Гомера? На наш взгляд, события, разыгрывающиеся на арене Западной Европы за период в 1500–1800 лет, заполняют целую треть "мировой истории". Для китайского историка, обозревающего протекшие 6000 лет китайской истории и, исходя из нее, произносящего свои суждения, это время кажется коротким и малозначительным эпизодом, далеко не равняющимся по значению хотя бы столетиям династии Хан (от 206 г. до Р.Х. по 220 г. после Р.Х.), составляющим эпоху в его всемирной истории.
Итак, освободить историю от личных предрассудков наблюдателя, склонного в нашем случае сделать ее историей какого-то отрывка прошлого, поставив последнему целью утвердившуюся в Западной Европе случайную современность и подчинив его моментальным общественным иде��лам и интересам в качестве мерила ценности всего достигнутого или достижимого, освободить историю от всего этого — вот цель последующего изложения.
...
| b12cedd7b...66.jpeg, 53.65 KB, 600x417, exif ggl iq id3 |
|
> Каждая культура находится в глубоко символической связи с материей и пространством, в котором и через которое она стремится реализироваться. Когда цель достигнута и идея, т. е. все изобилие внутренних возможностей, завершена и осуществлена во внешнем, тогда культура вдруг застывает, отмирает, ее кровь свертывается, силы ее надламываются — она становится цивилизацией. И она, огромное засохшее дерево в первобытном лесу, еще многие столетия может топорщить свои гнилые сучья. Мы наблюдаем это на примерах Египта, Китая, Индии и мусульманского мира. Так, античная цивилизация времен империи необъятно разрасталась с кажущейся юношейской силой и изобилием и отнимала воздух и свет у молодой арабской культуры Востока. Таков смысл всех падений в истории, к числу которых принадлежит наиболее отчетливо рисующееся перед нами "падение античного мира", и мы уже сегодня определенно ощущаем вокруг нас первые признаки того, касающегося нас самих и по течению и длительности вполне тождественного с первым события, которого заполнит первые века ближайшего тысячелетия и которое будет "падением Запада". Всякая культура переживает возрасты отдельного человека. У каждой имеется свое детство, юность, возмужалость и старость.
> Наконец, при наступлении старости, начинающейся цивилизации, огонь души угасает. Угасающие силы еще раз делают попытку, с половинным успехом — в классицизме, родственном всякой умирающей культуре — проявить себя в творчестве большого размаха; душа еще раз с грустью вспоминает в романтике о своем детстве. Наконец, усталая, вялая и остывшая, она теряет радость бытия и стремится — как в римскую эпоху — из тысячелетнего света обратно в потемки перводушевной мистики, назад в материнское лоно, в могилу.
...
| b861e0ce6...73.jpeg, 54.22 KB, 710x513, exif ggl iq id3 |
|
>>82z
> Угасающие силы еще раз делают попытку, с половинным успехом — в классицизме, родственном всякой умирающей культуре — проявить себя в творчестве большого размаха; душа еще раз с грустью вспоминает в романтике о своем детстве.
Так вот к чему все эти причудливые перформансы.
| 140c6ee33...53.jpeg, 28.65 KB, 349x326, exif ggl iq id3 |
|
> Сравнивают позднее античное искусство с барокко, Архимеда с Галилеем, Веймар с Флоренцией. В дальнейшем изложении будет показано, какие огромные перспективы откроются перед историческим взглядом, после того как будут в должной мере усвоены и поняты эти углубленные методы восприятия исторических феноменов. Ограничиваясь одним упоминанием, гомологичными образованиями являются многократно упонимавшаяся греческая пластика и северная инструментальная музыка, пирамиды IV династии и готические соборы, индийский буддизм и римский стоицизм (буддизм и христианство даже не аналогичны), походы Александра (а не Цезаря) и Наполеона, время Перикла и время регентства (кардинал Флери), эпохи Плотина и Данте. Гомологичны Дионисово движение и Ренессанс, аналогичны Дионисово движение и Реформация. Для нас — Ницше это правильно почувствовал — Вагнер олицетворяет современность. Следовательно, и для античной современности, для античных души и нервов мирового города должно иметься нечто соответствующее. Это — пергамское искусство.
Интересное сплетение понятий истории и биологии. Речь идёт о гомологичности исторических личностей и эпох. Гомологичными, если кто забыл, называют сопоставимые части сравниваемых биологических объектов.
%%
...
>>84W
Там больше 500 страниц. Очень удобно топить камин. Возможно в год выпуска были проблемы с углём.
| fec2f5b8b...85.jpeg, 17.04 KB, 636x358, exif ggl iq id3 |
|
> часы — создание высокоразвитых культур, делающееся все более таинственным, чем более о нем размышляешь. Античный человек — не без преднамеренности — умел без них обходиться, хотя в двух более древних мирах вавилонской и египетской души с их точной астрономией и летосчислением, с их глубокой внимательностью к прошедшему и будущему и соотношению их с настоящим моментом, часы были в постоянном употреблении (как солнечные и водяные часы). Но античное существование, эвклидовское, стоящее вне всяких связей, подобное точке, было все заключено в текущем моменте. Ничто не должно было напоминать о прошедшем и будущем. Археологии в античности не существует, так же как и ее психологической обратной стороны — астрологии. Там не было и летосчисления, так как счет по олимпиадам был только литературным паллиативным приемом. В античных городах ничто не напоминало о длительности, о прошлом, о предстоящем, не было набожно охраняемых руин, не было никакого создания, задуманного в расчете на еще не родившиеся поколения, никакого материала, избранного со специальным значением, наперекор техническим трудностям. Дорический грек оставил без всякого внимания микенскую каменную технику и вновь начал строить из дерева и глины, несмотря на микенские и египетские образцы и несмотря на изобилие камня в его стране. Еще во время Павсания в Зевсовом храме в Олимпии можно было видеть последнюю незамененную деревянную колонну. В античной душе отсутствовал орган истории, память в установленном нами смысле, постоянно рисующая внутреннему взгляду организм личного прошлого, генезис внутренней жизни. «Время» не существовало.
Ощущение протекания времени свойственно только людям, достигшим определённого развития. Теоретически, первобытный человек не знал понятия "время", примерно так же, как не понимает как быстро течёт время рыцари дневника и ранца.
...
>>87N
>Древние греки
Эти знали толк в извращениях и не только, умели жить на широкую ногу! И он же про них написал, а не про первобытных людей. Или ты хочешь древних греков тоже со школотой сравнить? Они, может, не глупее нас с тобой были, и этого твоего Осфальта Шпинделя. Беззаботных и даже инфантильных людей хватает среди всех возрастов. Может, у греков были свои причины быть беззаботными (пока к ним не пришли римляне и не поместили их себе в анальное рабство), кроме недостатка развития.
>развитие
Как что-то однозначно хорошее. Изменения накапливаются и, находясь в их процессе, можно только гадать, к чему приводят в итоге. Вот сегодня, 6 сентября, думаешь, происходит развитие, а 7-го уже деградация. А может, стадия рака или психического заболевания. Это касается и возрастных изменений личности и исторического процесса. "Развитие" чего-��ибо можно охарактеризовать как что-то кому-то полезное или, напротив, совсем даже нежелательное только по его чётко определённой цели. А тут цель и весьма туманна, и своя собственная у каждого человека или общества в данной местности+историческом периоде, а бывает, что вообще отсутствует.
...
>>84H
Шутишь? Термин "гомология" есть не в одной биологии, а в математике, например, и вроде в других науках. Тут Шпенглер это слово употребляет, наверное, в каком-то своём смысле, как "сходность", что оно, собственно, и означает.
>>87O
В начале какой-то из глав он начал писать про первобытных людей, а потом сошёл на личности греков. Конечно у них были причины не следить за временем. Очевидно, Античная Греция была раем для бича, художника или мыслителя.
> "Развитие" чего-либо можно охарактеризовать как что-то кому-то полезное или, напротив, совсем даже нежелательное
Развитие заключается в более полном познании окружающего мира. Серьёзный толчок к развитию дало зобретение карманных часов в 19 веке.
>>87P
> Биология называет гомологией органов морфологическую равноценность, в противоположность аналогии органов, обозначающей равноценность функций.
Это Шпенглер писал пару предложениями выше. Так что суть передана в посте правильно. И гомология — это ни разу не "сходность". Перечитай пост >>84H ещё раз, там как раз таки, всё чётко и грамотно написано про гомологию и сравнение исторических личностей.
| 8ec50c60c...3c.jpeg, 1077.47 KB, 2592x1944, exif ggl iq id3 |
|
> позднеантичные государственные образования, начиная с Александра Великого, только путем усвоения практики фараонов сумели устроить у себя в некотором роде упорядоченное управление. Как ни различны между собой буддизм и стоицизм — настроения стареющих возрастов индийской и античной души, — они сходятся между собой в отсутствии исторического чувства заботливости, в отрицании всякой организаторской энергии, сознания долга, деятельности и предусмотрительности; поэтому-то никто в индийских царствах и эллинских городах не думал о будущем ни в отношении своей личности, ни в отношении общественных интересов. "Carpe diem" аполлоновского человека было также лозунгом и античного государства. Принято было хозяйничать изо дня в день, безо всякого уменья начертать предусмотрительный план, не говоря уже об осуществлении его трудами целых поколений. Античное государство — хотя и имело перед глазами пример Египта — поддерживало свое существование постоянными мерами насилия, ограблением своих и чужих граждан, ухудшением денег, экспроприациями и проскрипциями имущих; а если в его распоряжение попадали богатства, то оно не находило им лучшего применения, как расточать их среди черни.
Ололо, ничего не меняется.
> Тогда у людей не было внутренне приобретенной истории и потому никакого понимания нужд будущего. Их просто ожидали и не пробовали никак на них воздействовать. Потому-то современный социализм, со своим несомненным, хотя до сих пор не признанным сродством с египетским укладом, представляющий собой отвечающий стоицизму, но по смыслу совершенно ему противоположный возрастной период западноевропейской души, является насквозь египетским по своей широкой заботливости об устойчивости хозяйственных отношений, по своей предусмотрительности и попечению, рассматривающим теперешнее положение из исторической перспективы столетий, обязывающим и связывающим каждого отдельного человека со всеми его жизненными проявлениями тысячами сложных отношений чрезвычайно абстрактной системы хозяйства, этой полной параллели аналитического мира чисел, лежащего в основе современной теории функций.
Как видим, не взлетело.
...
| 2f157fb62...ac.jpeg, 55.21 KB, 650x392, exif ggl iq id3 |
|
> Жизнь, история отмечены признаком о��нократно-действительного, природа — постоянно-возможного. Пока я рассматриваю картину мира с точки зрения того, на основании каких законов она должна осуществляться, безотносительно к тому, происходит ли это, или может происходить, следовательно, вне времени, я являюсь естествоиспытателем, занимаюсь наукой. Для обязательности естественного закона — а других законов не бывает — совершенно не важно, применяется ли он бесконечное количество раз или совсем не применяется, т. е. он не зависит от судьбы. Тысячи химических соединений никогда не встречаются и никогда не будут осуществлены, но доказана их возможность, поэтому они существуют — в системе природы, а не в истории вселенной. История же есть итог однократного действительного переживания. Здесь царствует направление в становлении, а не протяженность ставшего, то, что однажды было, а не то, что всегда возможно, «когда», а не «что». Здесь нет законов, распространяющихся на объекты, а есть идеи, символически открывающиеся в явлениях. Важно то, что они обозначают, а не то, чем они являются. До сих пор не понимали собственной необходимости этой сферы и связывали ее с необходимостью естественной, с причинностью. Физик в праве утверждать, что случайности не существует. В его устах это значит: в пределах механически понимаемой системы природы явления исторической подвижности, события, которые не могут повторяться, невозможны; здесь безраздельно царит вневременная причинность, без чего картина природы не может сохранять всю свою чистоту и законченность. Пока я всем своим наличным существованием нахожусь в мировой картине природы, я спрашиваю, к какому виду принадлежит данный цветок, каковы законы его питания, развития, размножения, а не то, почему он вырос на этом месте, и почему я его теперь вижу. Я интересуюсь законами спектрального анализа, а не тем, почему линия натрия для земного глаза представляется желтой. Я интересуюсь формулами термодинамики, а не причиной, почему она в человеческом сознании, чьим отражением является мир, существует в таковом, а не в каком-либо ином виде. Я интересуюсь расовыми признаками эллинов и германцев, а не значением появления этих этнических форм в определенной местности и в определенное время. Одно — это закон, установленное, о смысле и происхождении которого точная наука молчит; другое — это судьба. В одном необходимость математического, в другом — трагического.
> Каждая эпоха, каждая крупная личность, каждая религия, государства, народы, искусства, — все это физиогномические моменты высокой символики, которые должен толковать в совершенно новом смысле знаток людей. Впечатления высшей реальности, языки и сражения, города и расы, празднества Исиды и Кибелы и католическая месса, доменные печи и гладиаторские бои, дервиши и дарвинисты, железные дороги и римские дороги, «прогресс» и нирвана, газеты, толпы рабов, деньги, машины — все это равным образом знаки и символы в картине мира, вызванные к существованию душой, как выражение ее сущности. "Все преходящее — только подобье". Здесь кроются решения и перспективы, которых еще никто никогда не подозревал. Отсюда падает свет на темные вопросы, лежащие в основе всех глубочайших человеческих исконных чувствований, страха, тоскующего стремления, в основе всякой религии и метафизики, и превращенные мыслью в проблемы времени, неизбежности, пространства, любви, смерти. Бога.
Все мы — пружинки и винтики в хитроумной схеме, которую предстоит понять человеку. Эта система работает, по одним и тем же законам и ничего не меняется. Чем лучше человек проанализирует прошлое и выведет эти законы, тем больше достанется ништяков роду человеческому. Но всё повторится снова.
...
>>8b1
> предстоит понять
В "истории природы" такого может и не случиться.
>>8b4
> Это криво звучит
Хочешь верь, но лучше не верь, я скопировал это словосочетание из фразы
> Тысячи химических соединений никогда не встречаются и никогда не будут осуществлены...
где теперь более его не нахожу. Как сказал ютуб, хорошие решения не приходят в голову после шести вечера.
> Зачем сажа?
Затем, что это вообще не сюда, не отсюда и не к этому, но надо чтоб где-то отлежалось.
> Итак, мысль о мировой истории в строго морфологическом смысле расширяется до идеи всеобъемлющей символики. Собственно историческое исследование имеет своей задачей исследовать чувственное содержание живой действительности, ее убегающий образ и установить ее типические формы. Идея судьбы — это последнее, до чего оно может достигнуть. Вместе с тем это исследование, как ни ново и всеобъемлюще оно в изложенном нами виде, может быть только частью и основанием другого еще более обширного рассмотрения. Рядом с ним стоит естествоиспытание, столь же фрагментарное и ограниченное в своем мире идей. Но здесь дело касается последних вопросов бытия вообще. Все, что имеется в нашем сознании, в каком бы то ни было виде: мир и душа, жизнь и действительность, история и природа, законы, пространство, судьба, Бог, будущее и прошедшее, настоящее и вечность, — все это для нас имеет еще более глубокий смысл — а именно тот, что все это устроено так, а не иначе, и единственное и последнее средство сделать это необъемлемое усвояемым, сообщить эти тайны, которые можно только чувствовать или в редкие минуты пережить с наглядностью ясновидения, сообщить их хотя бы в темном, но единственно возможном виде — быть может только немногим избранным умам, — такое средство таится в метафизике нового вида, для которой все, чтобы это ни было, имеет характер символа. Символы суть чувственные единства, глубочайшие, неделимые и, главное, непреднамеренные впечатления определенного значения. Символ есть часть действительности, обладающая для телесного или умственного глаза определенным значением, рассудочным способом не сообщаемая. Раннедорический, раннеарабский, раннероманский орнамент, например на вазе, на оружии, на портале или саркофаге, есть символическое выражение нового мирочувствования, находящее себе отклик только в людях исключительно, одной культуры, выделяющее их из общечеловеческого и объединяющее их в некоторое единство.
...
>Все, что имеется в нашем сознании, в каком бы то ни было виде: мир и душа, жизнь и действительность, история и природа, законы, пространство, судьба, Бог, будущее и прошедшее, настоящее и вечность, — все это для нас имеет еще более глубокий смысл — а именно тот, что все это устроено так, а не иначе, и единственное и последнее средство сделать это необъемлемое усвояемым, сообщить эти тайны, которые можно только чувствовать или в редкие минуты пережить с наглядностью ясновидения, сообщить их хотя бы в темном, но единственно возможном виде — быть может только немногим избранным умам, — такое средство таится в метафизике нового вида, для которой все, чтобы это ни было, имеет характер символа.
Все, что имеется в нашем сознании, помимо своего реального смысла, содержит еще некоторую составляющую, объяснить которую нельзя, а можно только почувствовать. Для объяснения этого второго мы используем некий объект, глядя на который каждый сможет сам додумать все, что ему нравится. Назовем объект "символ" и притворимся, что изобрели нечто новенькое.
Этой книге нужен переводчик.
| 70bc02f25...3d.jpeg, 56.92 KB, 438x604, exif ggl iq id3 |
|
Как раз подошли к сути книги.
> Все ставшее преходяще. Преходящи не только народы, языки, расы и ��у��ьтуры. Через несколько столетий не будет существовать западноевропейской культуры, немцев, англичан, французов, как во времена Юстиниана уже не было римлян. Погибла не масса человеческих поколений; перестала существовать форма народа, соединявшая некоторое число народов в одном общем жесте. Civis Romanus, один из наиболее сильных символов античного бытия, имел длительность в качестве формы всего в несколько столетий. Всякое искусство смертно, не только отдельные произведения его, но само искусство. Придет день, когда прекратится существование последнего портрета Рембрандта и последнего такта Моцартовской музыки, хотя, пожалуй, и будет еще существовать закрашенное полотно и нотный лист, так как не будет уже ни глаза, ни уха, которым был бы доступен их язык форм. Гибнет всякая мысль, всякий догмат, всякая наука, когда угасают души и умы, в мирах которых их "вечные истины" с необходимостью переживались как нечто непреложное. Преходящи даже и звездные миры, которые созерцали астрономы с Нила и Евфрата, потому что наша — столь же преходящая — видимая глазу западного человека, возникшая из его чувства система мира, установленная Коперником, есть нечто совершенно от них отличное.
>>8lA
> Этой книге нужен переводчик.
Нужно кроме этого иметь преставление о базовых трудах классики немецкой школы. Книга очень нечитабельна, я уже давно перестал вдумчиво искать скрытые смыслы. Стоящих мыслей — 1 на сотню предложений.
...
| e8cd6a1be...81.jpeg, 23.65 KB, 298x298, exif ggl iq id3 |
|
> Теперь перед нами эпоха возмужалости души. Культура превращается в дух больших городов, отныне господствующих над остальной страной; она одухотворяет также и стиль. Возвышенная символика угасает; буйство сверхчеловеческих форм приходит к концу; более мягкие светские искусства вытесняют большое искусство каменных построек; даже в Египте пластика и фресковая живопись приобретают несколько большую подвижность. На сцену выступает художник. Он «проектирует» теперь то, что прежде вырастало из почвы. Снова бытие, ставшее теперь сознательным и освобожденное от сельски мечтательного и мистического элемента, требует нового ответа и стремится выразить свое новое назначение: мы это видим в барокко, когда Микеланджело, в свирепой неудовлетворенности и восставая против границ своего искусства, создает купол Св. Петра, в эпохе Юстиниана 1, когда начиная с 520 г. создаются Св. София и украшенные мозаиками купольные базилики в Равенне, в Египте эпохи до 2000 г., и в Греции около 600 г., где много позднее Эсхил позволяет нам догадываться о том, что бы могло и должно было выразить эллинское зодчество в эту решающую эпоху.
> Потом наступают сияющие дни осени стиля: еще раз в нем отражается счастье души, сознающей свое последнее совершенство. "Возвращение к природе", тогда уже предчувствуемое и возвещенное мыслителями и поэтами, Руссо, Горгием и их «современниками» в других культурах, проявляется в мире форм искусства как чувствительное, тоскующее стремление и предчувствие конца. Сияющая духовность, ясная светскость и грусть расставания: об этих последних красочных десятилетиях культуры Талейран говорил позднее: "Qui n'a pas vecu awant 1789, ne connait pas la douceur de wivre". Таковым является нам свободное, солнечное, утонченное искусство эпохи Сезостриса и Аменемхета (после 2000 г.). Те же короткие минуты насыщенного счастья всплывают перед зрителем, когда, в правление Перикла, возникает пестрая роскошь Акрополя и творений Фидия и Праксителя. Тысячу лет спустя мы находим их опять в эпоху Абассидов в светлом сказочном мире мавританских построек с их хрупкими колоннами и подковообразными арками, которые, одевшись блеском арабесок и сталактитов, как бы стремятся раствориться в воздухе, и еще тысячу лет спустя мы опять встречаем их в камерной музыке Гайдна и Моцарта, в пастушеских группах мейссенского фарфора, в картинах Ватто и Гварди и в творениях немецких зодчих в Дрездене, Потсдаме, Вюрцбурге и Вене.
> Потом стиль угасает. Вслед за до крайност�� прозрачным, хрупким, близким к самоуничтожению языком форм Эрехфейона и Дрезденского Цвингера, следует вялый и старческий классицизм — одинаково в больших эллинистических городах, в Византии 900 г. и в северном ампире. Угасание в пустых, унаследованных, порою временно вновь оживающих в архаическом или эклектическом виде формах — таков конец, Насильственно выведенные на сцену «стили» и экзотические заимствования пытаются возместить отсутствие судьбы и внутренней необходимости. Полусерьезность и сомнительная подлинность господствуют в этом искусстве отдельных художников. Таково наше теперешнее состояние. Это — бесконечная игра с мертвыми формами, при помощи которых стараются сохранить иллюзию живого искусства.
Если верить Шпенглеру, становление отдельных стилей (например в искусстве) идёт по одним и тем же путям, преодолевая абсолютно те же этапы.
...
| dec9e2ee1...cd.jpeg, 53.88 KB, 449x604, exif ggl iq id3 |
|
> В начале всякого обозрения, проблема которого не в происхождении и смысле художественных произведений, а в происхождении и смысле родов искусства, необходимо указать, что подразумевается под формой искусства, поскольку говорится не о средствах и целях личной художественной воли, а о стремлении целых поколений, движущихся в одном направлении, стремлении, которого никто не знает и не хочет, и которому всякий индивидуум тем не менее подчиняется. Определения и эстетические тезисы здесь в одинаковой степени недостаточны. Всякий в слово "формы искусства" вкладывает разное значение. Нет сомнения, что везде, где действует живое искусство, существует известная сумма формальных основоположений, которые можно назвать канонами, традицией, или школой, которые можно преподавать и изучать, усвоение, которых наделяет мастерством и развитие которых многие только и имеют в виду, когда принимаются за книгу под и званием "История искусства"
> Основные правила фуги или пластической группы совершенно так же заложены a priori в основе явления отдельных произведений искусств для нашего глаза или для уха, как Кантовы формы созерцания или категории рассудка в основе явления естественных вещей. Этот элементарный образ, «тело» произведения 'искусства, подчиненный принципам причинности — художественной логики, — с помощью которых всякое произведение искусства принадлежит к области действительного, ограниченного и управляемого законами, — преходящее, как все действительное. Нет "бессмертных, образцовых творений". Последний орган, последняя скрипка Страдивариуса со временем погибнут. Весь волшебный мир наших сонат, трио, симфоний, арий, язык форм которых возник немного столетий тому назад вместе совсем изобилием музыкальных инструментов, нарочно для них созданных и говорящих только для фаустовской души, для нас и из нас, замолкнет снова и исчезнет. Что мы знаем об индийской и китайской музыке и душевных потрясениях, которые пробуждались ее правилами? Высшие моменты мелодики и гармоники Бетховена, изумительные для нас, посвященных, покажутся всем чуждым и грядущим культурам нелепым карканьем, производимым странными инструментами. От фресок олигнота ничего не осталось, и это избавляет нас от неизбежности превратного их понимания. Сооружения майев, очевидно образцовые произведения для поколения их создателей, для нас кажутся только курьезами; таковыми же будут для позднейших поколений Страсбургский собор, Палаццо Фарнезе, офорты, гравюры, рифма и драма. ��олст, на котором Рембрандт и Тициан писали свои. величайшие творения, погибнет, но, вероятно, раньше его погибнет остаток людей, для которых эти картины представляют нечто большее, чем пестрый холст. Какое значение имеют для египетских феллахов и для индийского кули пирамиды и Веды их предков? Что знаем мы о влиянии греческих стихов на людей того времени? Все то, что при этом уничтожается и может быть уничтожено, когда перестает быть действительностью и обладать смыслом для души какого-нибудь человека, есть ставшая форма.
Насколько я понял суть данного текста, наше восприятие различных форм творчества заложено в нас априорно. Тем не менее, по прошествии времени восприятие тех или иных проявлений различных искусств плавно стирается из головы обывателя. В пример можно привести любой народный фольклор.
...
| 0cf45c4fc...30.jpeg, 120.34 KB, 886x600, exif ggl iq id3 |
|
> в музыке Моцарта, Бетховена, Вагнера за чувственными впечатлениями мы переживаем целый мир иных, в которых только и проявляется вся полнота и глубина произведения и о которых только и можно говорить переносными образами, — так как гармония чарует нас светлыми, коричневыми, темными, золотыми красками, сумерками, вершинами далеких гор, грозой, весенними ландшафтами, потонувшими городами и странными ликами. Не случайно Бетховен писал свои последние произведения, будучи глухим. Его глухота развязала последние узы его гения. Для этой музыки зрение и слух в равней мере суть только мост к душе, не больше. Греку совершенно чужд этот призрачный род художественного наслаждения. Он ощупывает глазами мрамор. Глаз и ухо суть для него восприемники всего впечатления, его полном объеме. Мы отошли от такого восприятия уже в готике.
> В действительности звуки зависят от чисел, так же как линии; гармония, мелодия, рифма, ритм, так же как и перспектива, пропорция, тени и контуры. Разница между двум родами живописи может быть бесконечно больше, чем между одновременными живописью и музыкой. В противоположность статуе Мирона, ландшафт Рембрандта и пасторольная симфония Бетховена принадлежат к одному и тому же искусству, их внутренний язык форм в такой степени идентичен что перед этим исчезает разница оптических и акустических средств.
...
> "Как можно было" a priori признать «пластику» отдельным видом искусства и стараться на этом основании вывести общие основные законы? Что такое «пластика»? В чем ее отличие от раскрашенного рельефа? Живописи как таковой нет. Кто не чувствует, что рисунки Рафаэля и Тициана, из которых один работал контурами, а другой пятнами света и тени, принадлежат к двум различным искусствам, что искусство Джотто или Мантеньи и искусство Вермеера или Ван Гоена не имеют почти ничего общего между собой, что одни мазками кисти создают род рельефа, а другие из красочной поверхности — род музыки, тогда как фреска Полигнота и равеннская мозаика даже по технике и материалу не могут быть соединены в один общий с предыдущими вид, — тот вообще не способен проникать в глубину вопроса. Масляная живопись и инструментальная музыка, начиная с 1720 г., почти идентичны по внутреннему образу, по чувству формы. Ватто принадлежит к миру Куперэна и Ф.А. Баха и не имеет ничего общего с Рафаэлем. Что общего имеют между собой офорты Рембрандта с искусством Фра-Анджелико, прокоринфская вазовая живопись с готическим окном в соборе, египетский рельеф — с парфенонским?
> почему отдельный живописец или музыкант, сам этого не зная, не пользуется определенными красками или гармониями и в такой мере отдает предпочтение другим, что его можно узнать по этому признаку.
> Теория, даже современная, не поняла значения этой группы вопросов, и тем не менее только эта сторона дает физиогномике искусства ключ к его уразумению. До сих пор, не входя в рассмотрение этого сложного вопроса, считали существование всех видов искусства повсеместно возможным — причем всегда предпосылали упомянутое «подразделение», — а где замечали отсутствие того или другого вида, это объясняли случайным отсутствием творческих личностей, благоприятных обстоятельств 'или покровительства меценатов, от которых якобы зависело вести искусство дальше по пути развития. Это то, что я назвал перенесением физических причинных принципов из мира ставшего в мир становления. Так как не умели видеть логику другого рода и неизбежность всего живущего, т. е. судьбу, то обращались к материальным, осязаемым, лежащим на поверхности причинам, и конструировали с помощью их материальную последовательность художественно-исторических событий. Однако истории искусства архитектуры, музыки, драмы как таковых не существует. Выбор возможных внутри известной культуры искусств, из которых ни одно никогда не может существовать в другой культуре: их положение, их объем, их судьбы — все это относится к символике, к психологии культуры, а не есть следствие каких-либо причин.
...
| de541f72a...35.jpeg, 66.56 KB, 550x354, exif ggl iq id3 |
|
Шпенглера понесло в этой главе. Правда или нет, но он считает, что оценка искусства человеком неверна, что любой стиль не может быть возрождён или дополнен, и своими особенности обязан определённому месту и определённому времени.
> Пример истории искусства в данном смысле особенно показателен. Раз была принята, как не возбуждающая сомнений, наличность известного количества постоянных и строго определенных областей искусства, начали строить историю этих отдельных подразделений по столь же не возбуждающей сомнения схеме "Древний мир — Средние века — Новое время", в которой, например, индийское и азиатское искусство оказались совершенно лишенными места, причем никто не заметил бессмысленности конструкции в этой последовательности: эту схему признавали и хотели во что бы то ни стало заполнить фактами. Ни минуты не сомневаясь, констатировали бессмысленные смены подъема и упадка. Время затишья называли "естественной паузой", про "вре��я упадка" говорили там, где, в сущности, большое искусство умирало, про "времена возрождения" — там, где для беспристрастного взгляда совершенно ясно вырисовывается рожденье другого искусства, в другой стране и как выражение другого вида человечества. Даже теперь еще учат, что Ренессанс есть возрождение античности. Из этого выводили в конце концов заключение о полной возможности и необходимости снова направить на дорогу те виды искусства, которые признавали ослабевшими или уже погибнувшими — современность даст для этого особенно много поводов — с помощью новых образований и синтезов, с помощью особенно излюбленных за последнее время насильственных возрождений.
> Однако как раз вопрос, почему великое искусство — аттическая драма в лице Еврипида, флорентийская пластика лице Микеланджело, инструментальная музыка в лице Листа и Вагнера — обычно приходит к концу с внезапностью, имеющей характер символа, может лучше всего осветить феномен этих искусств. Посмотрев пристальнее, легко убедиться, что никогда не могло быть и речи о «возрождении» кого-либо из значительных искусств.
...
>>8sO
> любой стиль не может быть возрождён или дополнен, и своими особенности обязан определённому месту и определённому времен
Дваждую этого шпенглера.
>>8sO
Самое интересное, что "времена упадка" на самом деле могли быть также временами подъема, только история этого не сохранила. Как пример, народные сказки, - по сути несвязный бред, который выдается заплетающимся от усталости языком, - со временем выделяет в себе четкие образы, определенные сюжеты, новые речевые обороты, и они преспокойно себе закрепляются и живут веками. Но ведь когда-то же они возникли.
>>8sR
Придерживаюсь того мнения, что сказки всегда являются плодом творчества одного конкретного человека, артиста или скомороха, а самые удавшиеся истории уже потом "идут в народ".
>>8sU
Кто придумывает шутки: люди, которые их высказали и не подписались, или Задорнов-юморист? "Сказки Афанасьева" написал Афанасьев? Ты рассматриваешь устное народное творчество как один из привычных видов искусства, поэтому отказываешь ему в праве на существование. Не зацикливайся на формальных признаках, это путь в никуда, про это Шпенглер и пишет. То же объявление чего-то великим в сравнении с остальным, - вообще простая вкусовщина, но мало кто это признает. А вот кулинария искусством даже не считается, хотя им является.
>>8sV
> люди, которые их высказали и не подписались
Они самые. Сама собой сказка родиться не может, обязательно должен быть кто-то, кто придумает хотя бы ее начало.
| 9732cd2bd...d2.jpeg, 315.08 KB, 807x662, exif ggl iq id3 |
|
Сначала читаем это.
> Благодаря этому вся совокупность античных искусств приобретает одну общую тенденцию, в жертву которой, по мере приближения зрелости, приносятся значение, объем �� самое дальнейшее существование отдельных искусств. У Гомера ничего не говорится о статуях богов. Трудно себе представить, насколько был совместим с ними ранний дорический дипилоновый стиль. Позднее на древнеаттических погребальных вазах появляются мифические сцены. Древнеионическая вазовая живопись Милета и Самоса знала сюжетные сцены и изображения битв (этим славился живописец Буларх). Но потом начинается сокращение возможностей. Большая символика аполлоновской души выбирает и устраняет. Дорийский периптерос и академическое изображение нагого тела допускают одинаково мало вариаций. Полигнот достигает в этих строгих границах вершины художественной выразительности и исчерпывает ее. Его искусство чисто линейное, без переходов, без взаимодействия света и теней, без заднего плана. Он помещает на плоскости одной и той же картины беспорядочное множество сцен, не связанных между собой никакими взаимоотношениями в смысле пространственной перспективы. Каждая фигура стоит отдельно. Пространство между ними, атмосфера есть"?? ’??" и поэтому не подлежит никакому художественному изображению. Грек игнорирует тот факт, что далекие предметы кажутся маленькими, он вообще игнорирует даль и горизонты. Статуя есть экстракт близкого, беспространственного, оптически исчерпываемого. Она знаменует центр тяжести античного искусства. Драма по ее образцу стала искусством знаменитых трех единств, прежде всего единства места, представляющего собой принцип статуарности. Сцены античной трагедии задуманы в стиле фресок. Эллинская музыка стала пластикой тонов, без полифонии и гармонии, выражающих звуковую пространственность, и как самостоятельное искусство лишилась глубоких возможностей. В то время как на Западе она достигла первенства среди всех прочих искусств, в Афинах значение ее пало до простого аккомпанемента других искусств, как-то: танца и драмы.
Потом это.
> Но надо вновь повторить: готика есть единственное основание Ренессанса. Ренессанс ни разу не касался настоящей античности, и не может быть и речи о том, что он понял или "снова пережил" ее. Находящееся под литературным впечатлением сознание маленькой избранной группы людей придумало это обольщающее название — возрождение античности, — чтобы дать положительный облик отрицательному движению. Оно доказывает, как мало знают о себе подобные течения. В нем не найдется ни одного великого произведения, которого современники Перикла и даже Цезаря не сочли бы совершенно чуждым себе. Эти дворы дворцов — мавританские дворы; дугообразные арки на стройных колоннах — сирийского происхождения. Чимабуэ учил своих современников копировать кистью искусство Византийской мозаики. Из двух знаменитых куполов Ренессанса купол Флорентийского собора работы Брунеллески — образцовое произведение поздней готики, а купол св. Петра — строгое барокко. И когда Микеланджело дерзнул "воздвигнуть Пантеон на базилике Максенция", он выбрал две постройки чистейшего раннеарабского типа. А орнамент — но есть ли вообще настоящий орнамент Ренессанса? Я вижу в ранних флорентийских мотивах Майано Гиберти, Пизано нечто очень северное. Во всех этих кафедрах, надгробных памятниках, нишах, порталах надо, конечно, отличать внешнюю передаваемую форму — например, ионическая колонна сама египетского происхождения — от духа языка форм, усваивающего внешние формы как средство и знак. Все античные детали ничего не значат, поскольку они в способе своего применения выражают нечто неантичное. Но у Донателло они почти не встречаются. У всех мастеров этого времени они гораздо реже, чем в высоком барокко. Найти строго античную капитель вообще оказывается невозможным.
> И тем не менее на несколько минут удалось осуществить нечто чудесное, чего нельзя передать музыкой — чувство счастья совершенной близости, чистого, покоящегося, освобождающе действующего пространства в простых отношениях светлых расчленений, свободных от страстного движения готики и барокко. Это не античность, потому что античность не знает пространства, но это сон об античном бытии, единственный, который снился фаустовской душе, в котором она могла забыться.
Ренессанс никак не связан с античностью, в школе на уроках истории нас кормили говном. В прочем, это неудивительно.
...
| 8ea67f2ee...28.jpeg, 117.33 KB, 500x313, exif ggl iq id3 |
|
> Античная живопись ограничила свою палитру желтой, красной, белой и черной красками. Этот удивительный факт был рано замечен и повел к такой нелепой гипотезе, как гипотеза о мнимой слепоте греков к некоторым краскам, так как принято было придавать значение только внешним и определенно материалистическим причинам. Даже Ницше счел возможным говорить об этом ("Утренняя Заря", 426). Но на каком основании отказалась эта живопись в свое лучшее время от голубого цвета и даже голубовато-зеленого и начинала шкалу дозволенных оттенков с зелено-желтых и голубовато-красных тонов? Без сомнения, в этом ограничении выражается прасимвол эвклидовской души. Голубой и зеленый цвета — краски неба, моря, плодородной равнины, теней, южного полдня, вечера и отдаленных гор. По существу, они краски атмосферы, а не предметов. Они холодны, они уничтожают телесность и вызывают впечатления шири, дали и безграничности. Поэтому в то время как фреска Полигнота тщательно их избегает, «бесконечные» голубые и зеленые тона проходят в качестве творящего пространство элемента через всю историю перспективной масляной живописи, начиная от венецианцев до XIX в.
> Голубая и зеленая краски — трансцендентно-нечувственные краски. Их нет в строгой фреске аттического стиля, следовательно они господствуют в масляной живописи. Желтая и красная, античные краски материи, близости, животных чувств. Красный цвет — настоящий цвет чувственности; поэтому только он и производит впечатление на животных. Он ближе всего стоит к символу фаллоса — следовательно и статуи и дорийской колонны, — аналогично тому как, с другой стороны, чистый синий цвет есть цвет просветленного покрова Мадонны. Эта связь установилась сама собой с глубоко прочувствованной неизбежностью во всех больших школах. Лиловый цвет, т. е. красный, преодолеваемый голубым, — свойствен женщинам, ставшим бесплодными, и живущим в безбрачии священникам. Желтый и красный — популярные цвета, цвета народных масс, детей и дикарей. У испанцев и веницианцев знать — из бессознательного чувства гордой отдаленности — предпочитала роскошные черные и синие цвета. Наконец, желтый и красный цвета — цвета эвклидовски-аполлоновские — суть цвета переднего плана, также в духовном смысле, цвета шумной общественности, рынка, народных празднеств, наивной слепой беспечности, античного фатума и слепого случая, точкообразного существования. Голубой и зеленый — фаустовские цвета — цвета уединения, заботливости, связанности настоящего момента с прошедшим и будущим, судьбы имманентного предопределения вселенной.
> Надо обратить внимание на то, что действие этой краски предполагает внутреннее пространство в противоположность желтому и красному цвету; античная живопись есть столь же определенно общественное искусство, как западная — искусство мастерской. Вся большая масляная живопись от Леонардо до конца XVIII в. задумана не для яркого освещения.
...
>>8DN
> Античная живопись ограничила свою палитру желтой, красной, белой и черной красками.
Не то, чтобы я утверждал, что это неправда, но выглядит это как неправдоподобная хуйня. Какими источниками подтверждается подобная информация?
> Голубая и зеленая краски — трансцендентно-нечувственные краски. Красный цвет — настоящий цвет пинуса
Не то, чтобы я утверждал, что автор — хуй, но не он ли некоторое время назад утверждал, что никакого понимания стиля нельзя достичь, не будучи человеком той эпохи, в которую стиль был развит. Так какого же епископа он рассуждает о цветах в подобном ключе?
| 595627ef7...bd.jpeg, 114.18 KB, 604x483, exif ggl iq id3 |
|
>>8DP
> Какими источниками подтверждается подобная информация?
Обыкновенными. Погугли вазы, фрески, мозакику(только которая была сделана, не ранее 700 г н.э.)
> Так какого же епископа он рассуждает о цветах в подобном ключе?
Читаем ещё раз
> Красный цвет — настоящий цвет чувственности; поэтому только он и производит впечатление на животных. Он ближе всего стоит к символу фаллоса — следовательно и статуи и дорийской колонны, — аналогично тому как, с другой стороны, чистый синий цвет есть цвет просветленного покрова Мадонны. Эта связь установилась сама собой с глубоко прочувствованной неизбежностью во всех больших школах.
Не вижу здесь фразы, в которой он раскрывает какие-то азы античного стиля. Красный всех у всех народов стимулирует животные позывы, тут ничего с этим не поделать. Он ещё близок к чувствам тех античных людей, которые не так давно начали постигать искусство, отходя от первобытных канонов.
>>8DQ
> Погугли вазы, фрески, мозакику
Не то, чтобы я утверждал, что они на самом деле были не такие, однако за все это время краски могли как минимум слегка поменять свои свойства. А как максимум - кардинально сменить цвет, испариться, выцвести, перекраситься в новые цвета синецветохейтерами и заботливыми любителями античности.
> Красный всех у всех народов стимулирует животные позывы
За все народы я бы говорить поостерегся. Но хрен с ним с красным,
> Голубой и зеленый — фаустовские цвета — цвета уединения, заботливости
Это прямо противоречит идее о том, что чтобы понять значение, предположим, цвета в период античности, нужно быть античным хуем, неоднократно ходить на базар, торгуясь смотреть в глаза нахрапистых заморских торговцев и как следует проассоциировать испытываемые эмоции с отражением какой-нибудь красно-белой гаммы античных одежд от их зеленых радужных оболочек.
>>8DS
> А как максимум - кардинально сменить цвет
Или даже начать восприниматься глазными рецепторами по-другому, идею о чем он, впрочем, на непонятном мне основании, критикует.
полунедоперефикс
Алсо,
>>8DR
> красный вызывает раздражение
> показывает отрубленную телячью башку
Тендециозненько.
>>8DW
Раньше вообще никакого цвета не существовало: у меня был хвост и не было глаз. Такие дела.
>>8DS
>>8DS
> перекраситься в новые цвета синецветохейтерами и заботливыми любителями античности.
Я надеюсь ты никому об этом не расскажешь. Ради стольких учёных, защитивших свои докторские по истории, и кормящих этим свою семью.
> нужно быть античным хуем
Не нудно как раз таки. Цвета для нас всех воспринимаются одинаково. Другое дело, были ли готовы античные искусстводелы использовать эти цвета в своих работах.
> зеленых радужных оболочек
Самый редкий цвет, заморские торговцы вряд ли обладали таким данными, учитывая их средиземноморское и семитское происхождение, хехехе.
| 9bfebec73...1c7.png, 2.54 KB, 400x280, exif ggl iq id3 |
|
>>8E1
> Ради стольких учёных, старательно удалявших синюю краску с предметов, на которых она "не должна была быть"
пошикзил
> Не нудно как раз таки.
Попытался отыскать в треде цитату, которая бы опровергла твое заявление — и не смог. Все больше склоняюсь к тому, что обсуждаемый здесь труд достиг тех же вершин, что и песни группы ДДТ: каждый, кто их слушает думает, будто он нашел в них какой-то смысл, но на самом деле найденный смысл зависит от фазы луны и времени суток.
> Самый редкий цвет
Всех прочих заливали водой.
>>8E2
Возможно я упускаю некоторые доказательства его мыслей, и пожалуй завтра посмотрю что можно добавить к раннее написанному. А пока, это всё — кpики чaйки нa белой стене.